OTÁZKA: Pane prezidente, vystoupil jste s upřímnými, otevřenými poznámkami. Doufám, že pochopíte moji otevřenou a upřímnou otázku. Během 90. let ruští experti aktivně pomáhali Íránu ve vývoji raketových technologií. Írán dnes disponuje moderními raketami středního a dálného doletu, což mu umožňuje podniknout úder proti Rusku a části Evropy. Oni též pracují na tom, aby mohli na tyto rakety instalovat jaderné hlavice. Vaše země podnikla kroky k jednáním s Íránem v této záležitosti a podpořila rezoluci RB OSN, aby Írán neměl možnost provádět takovou politiku.

Moje otázka spočívá v následujícím: jaké úsilí vyvine Rusko – přes OSN nebo jiným způsobem – aby se zamezilo těmto velice důležitým událostem v Íránu?

OTÁZKA: Jsem přesvědčen, že historici nenapíší jednoho krásného dne, že během naší konference byla vyhlášena druhá studená válka. Avšak mohli by. Říkal jste, že je třeba i tlačit na Írán, i dávat pozitivní podněty. Není pravda, že Rusko brání silnému tlaku v podobě sankcí a, za druhé, co se týče dodávek zbraní do této oblasti – to je vždy povzbudí, tím spíše, že se tyto zbraně ocitly v Libanonu a v sektoru Gazy? Jak byste to komentoval?

OTÁZKA: Chápu Vaši upřímnost a doufám, že budete souhlasit s naší upřímností. Za prvé, kontrola nad zbrojením. Kdo má zájem na závodech ve zbrojení? Chci poukázat na to, že USA nevyvíjejí nové strategické zbraně již více než dvě desetiletí, a vy jste nedávno vyzkoušeli Topol-M, který je již umístěn do šachet a je na mobilních rampách. Kritizoval jste USA za jednostranné akce a dvakrát prohlásil, že válečné akce mohou být legitimní pouze pokud jsou schválené OSN. USA vyvíjejí vojenskou aktivitu v Iráku a Afghánistánu z rozhodnutí OSN, a v Kosovu většina nyní podporuje mírovou operaci v této zemi.

Moje otázka zní: prohlašujete dnes, že nehledě na to, jak bude Rusko hodnotit nebezpečí pro své mezinárodní zájmy, nebude podnikat bojové operace bez schválení OSN?

OTÁZKA: Hovořil jste o nebezpečí jednopólového světa, když se jeden suverén rozhoduje bez konzultace s jinými. V Rusku, jak soudí mnozí, vidíme stále více jednopólovou vládu, při níž konkurující si mocenská centra jsou nucena dodržovat stranickou linii, buď to je Státní duma, regionální vlády, média, business společenství, vědecko-technická sdružení. Bude jednopólová vláda takového typu spolehlivým partnerem, když se jedná o energetickou bezpečnost?

V. PUTIN: Především chci poděkovat za tyto otázky. Je to zajímavé. Škoda, že máme málo času, velice rád bych s každým z vás podiskutoval zvlášť. Mám to rád.

Začnu poslední otázkou ohledně jednopólového charakteru ruské vlády. V ruském parlamentu jsou dnes představeny Komunistická strana Ruské federace, strana Jednotné Rusko, Liberálně-demokratická strana, jsou zastoupeny další politické síly, které se zásadně, podle svých základotvorných názorů liší jedna od druhé. Jestliže o tom nevíte, pohovořte si s vedením Komunistické strany Ruské federace a pak s lídrem našich liberálních demokratů panem Žirinovským. A hned uvidíte rozdíly. Pokud to nyní nevidíte, promluvte si s nimi. Zde nejsou žádné problémy, stačí zajet do Moskvy a setkat se s nimi.

Co se týče toho, jak to v budoucnu míníme dělat. Chtěli bychom mít vyspělý politický systém, abychom měli pluralitní systém s odpovědnými politiky, kteří dokáží předvídat vývoj země a odpovědně působit nejen v období voleb a po nich, ale v dlouhodobě historické perspektivě. Budeme o to usilovat. Ale tento systém bude samo sebou multistranický. Veškerá naše jednání uvnitř země, včetně změn způsobu voleb do Státní dumy, do ruského parlamentu, směřují právě k upevnění multistranického systému v zemi.

Nyní o tom, je-li naše vláda schopna odpovědně jednat při zajištění energetických dodávek a energetické bezpečnosti. Samozřejmě ano! Nejen to: vše co jsme doposud dělali a děláme dnes, směřuje k dosažení pouze jednoho cíle – převést naše vztahy s odběrateli našich uhlovodíků a s tranzitními zeměmi na tržní, průhledný základ a na dlouhodobé kontrakty.

Připomenu vám, a zde, naproti mně sedí můj kolega – prezident Ukrajiny, ví to stejně jako já: před loňským rokem, pokud jsme spolu s ním v nesnadné diskuzi nenašli odpovídající řešení, závisely celých 15 let dodávky našich energetických zdrojů, především plynu do Evropy na tom, zda se Rusko a Ukrajina mezi sebou dohodnou na podmínkách a cenách dodávek plynu Ukrajině samotné, a když ne – konec, seděli by evropští odběratelé bez plynu. Taková situace vám vyhovuje? Myslím si že ne. A nehledě na všechno, na skandály apod., obhajobu zájmů, boj stanovisek a tak dále, dokázali jsme se s prezidentem Juščenkem dohodnout. Mám za to, že přijal tehdy zodpovědné, navýsost správné, absolutně tržní rozhodnutí: podepsali jsme zvláště kontrakt na dodávku našeho plynu pro Ukrajinu, a zvláště – kontrakt na tranzitní přepravu plynu pro Evropu na 5 let dopředu. Poděkovat je třeba i nám, i Ukrajině za takové řešení. A za Vaši otázku děkuji – byla dobrá.

Náš názor na rozšiřování NATO směrem na Východ. Už jsem mluvil o garancích, které nám byly poskytnuty, a které se nyní nedodržují. Co považujete to za normální v mezinárodních záležitostech? Ale čert vezmi garance! Co se týče demokracie a rozšiřování NATO. NATO – to není univerzální organizace – na rozdíl od Organizace spojených národů. Je to především vojensko-politický blok – vojensko-politický! A samozřejmě, zajištění vlastní bezpečnosti je výsadou kteréhokoliv suverénního státu. O tom vůbec nediskutujeme. Prosím, nejsme proti tomu. Ale proč je nutné třeba posouvat vojenskou infrastrukturu k našim hranicím při rozšiřování? Je opravdu rozšiřování vojenské infrastruktury spojeno s překonáním současných globálních hrozeb? Připusťme, pokud budeme hovořit o hlavní z nich dnes – hlavní pro nás, pro USA, pro Evropu: co je to za hrozbu – to je terorismus a boj s ním.

Je v boji proti terorismu zapotřebí Ruska? Jistě! Je zapotřebí Indie v boji s terorismem? Samozřejmě! Ale my nejsme v NATO, a jiné země také. Ovšem pracovat na této problematice efektivně můžeme pouze, když spojíme úsilí. Z toho vyplyvá, že rozšiřování, tím spíše vojenské infrastruktury, a její přibližování k našim hranicím a demokratická volba jednotlivých států, nejsou vzájemně nijak propojeny. Prosil bych tyto dva pojmy nesměšovat.

Co bude s Kosovem a Srbskem? To mohou vědět pouze Kosovci a Srbové. A neměli bychom za ně rozhodovat, jak mají uspořádat svůj život. Není třeba se považovat za Pána Boha a řešit za všechny národy jejich problémy. Můžeme pouze vytvořit podmínky a pomoci lidem vyznat se v jejich problémech – vytvořit podmínky, být garantem plnění jistých dohod. Ale není třeba vnucovat jim tyto dohody. Jinak dostaneme situaci do slepé uličky. Jestliže některý z účastníků tohoto velice složitého procesu, probíhajícího mezi těmito národy, pocítí křivdu, ponížení, pak se to bude táhnout celá století. Jenom uvrhneme problém do slepé uličky.

A jaké je naše stanovisko? Naše stanovisko tkví v tom že se budeme řídit právě těmito zásadami. A jestliže uvidíme, že jedna ze stran očividně není spokojena s navrhovaným způsobem řešení, pak takové řešení podporovat nebudeme.

Nepochopil jsem docela, co jste měl na mysli, když jste se ptal na zkušenosti našich vojáků z Čečny. Zkušenost je to málo příjemná, ale velká. Pokud Vás zajímá celková situace v Čečensku, pak Vám mohu sdělit, že dnes je tam zvolen parlament, zvolen prezident, funguje vláda. Jsou ustaveny všechny orgány moci a státní správy. Jako příklad mohu uvést, že členem parlamentu je dnes bývalý ministr obrany z vlády A. Maschadova. A uskutečnili jsme celou řadu opatření, která umožnila bývalým bojovníkům vrátit se nejen k normálnímu životu, ale zapojit se i do politického dění v republice. Celkově dáváme dnes přednost působit tam pomocí ekonomických a politických nástrojů a předali jsme prakticky na sto procent zajištění bezpečnosti do rukou samotného čečenského lidu. Protože orgány zajišťující právo a pořádek, které jsou tam vytvořeny, se téměř stoprocentně skládají z místních občanů, z těch, kteří mají v Čečensku stále bydliště, tedy z Čečenců.

Co se týče otázky k Libanonu, nepochopil jsem zcela, co máte na mysli? Poslali jsme do Libanonu naše vojáky stavbaře, kteří se zabývají stavbou mostů a infrastruktury, zničené během konfliktu s Izraelem. A tito ženisté byli pod ochranou jednotek, které byly plně kompletovány vojáky z Čečenska a čečenské národnosti. Vycházeli jsme z toho, že naši vojáci měli působit v oblastech, kde žijí muslimové, a jestliže kontingent, který chrání naše vojáky, bude rovněž muslimský – pak hůře přece nebude. A nespletli jsme se. Skutečně místní obyvatelstvo velice vřele vítalo naše vojenské stavbaře.

Nyní k dohodě v oblasti energetiky s Evropskou unií. Pochopil jsem otázku dobře? Již mnohokrát jsme prohlásili, že nejsme proti tomu, abychom sladili zásady našich vztahů s Evropskou unií v energetické oblasti. Navíc – zásady, které obsahuje Charta, jsou vcelku přijatelné. Avšak Charta samotná nám příliš nevyhovuje. Protože není plněna nejen námi, ale ani našimi evropskými partnery. Stačí připomenout doposud pro nás uzavřený trh s jadernými látkami. Nikdo nám ho přece neotevřel.

Jsou i jiné ohledy, jenže na ně nechci právě teď soustřeďovat pozornost, ale co se týče zásad samotných – tak je již využíváme mimo jiné i ve spolupráci s německými společnostmi. Připomenu kontrakt uzavřený mezi Gazpromem a společnosti BASF. To je v podstatě výměna aktiv.

Jsme připraveni tak pracovat i dále. Jsme připraveni. Ale v každém konkrétním případě, musíme chápat: co poskytujeme, co dávají naši partneři, propočítat to, udělat nezávislé mezinárodní expertní vyhodnocení a přijmout řešení. K takové práci jsme připraveni. Nedávno jsme takto pracovali s italskými partnery – se společností ENI. Nejen že jsme s nimi podepsali dohodu o dodávkách do roku 2035 – myslím, ale i tam se hovoří o výměně aktiv. V současné době totéž, stejnou variantu spolupráce projednáváme i s našimi ukrajinskými přáteli. Tento proces funguje.

A jestli je třeba „zastřešovat“ tyto zásady, možným budoucím zákonodárným aktem, uzavřeným mezi Ruskem a EU – na to je možno nahlížet různě. Já jsem toho názoru, že to není nezbytné, protože kromě energetiky v našich vztazích s EU jsou i jiné oblasti spolupráce: je tu zemědělství, jsou zde vysoké technologie, je to doprava. A vše je velmi zajímavé. Přece nemůžeme všechno zahrnout do zákonodárného aktu, který má být rámcovým dokumentem. Nebo si přejete, abychom tam dali pouze to, co je pro Vás prospěšné, a to co potřebujeme my, vyloučili mimo rámec? Zkusme přece jenom diskutovat navzájem čestně a přijímat vzájemně výhodná řešení.

„Během 90. let poskytovalo Rusko Iránu pomoc při vývoji raketové techniky“. Zdá se mi, vy jste položili tuto otázku. „Nyní chtějí Iránci instalovat na tyto rakety jaderné hlavice, disponují raketami, které mohou zasáhnout Evropu. Co bude Rusko dělat v otázce Iránského jaderného programu?“ Je to tak?

Za prvé, není mi známo, že by Rusko v 90. letech pomáhalo Iránu při vývoji jejich vlastních raketových technologií. Tam velice aktivně působily jiné země. Včetně toho, že technologie směřovaly různými kanály. A máme na to důkazy. Svého času jsem je předával přímo prezidentovi USA. Také z Evropy směřují technologie, také z asijských zemí.

Jinými slovy, Rusko je zde zapojeno nejméně. Pokud je vůbec nějak zapojeno.

Ohledně toho, že Irán má rakety, které ohrožují Evropu. Mýlíte se. Irán má dnes rakety – tady sedí pan Gates, který tuto informaci zná přesněji než já, a náš ministr obrany – tedy Irán má dnes rakety s doletem 2000 kilometrů.

S. IVANOV: 1600 – 1700 km.

V. PUTIN: 1600 – 1700 km. To je vše. Prosím, spočítejte, kolik kilometrů je od hranic Iránu do Mnichova. Irán nemá takové rakety. Zatím jen plánují vyvinout rakety s doletem 2400 km. A není známo, zda to dokáží provést technologicky. A co se týče doletu 4–5–6 tisíc km, myslím si, že k tomu je nutno dokonce zcela jiná ekonomika. Takže je to málo pravděpodobné. A Irán není pro Evropu hrozbou. Ohledně toho, že se chystají umístit jaderné hlavice – takové údaje my nemáme.

Iránci nám stále tvrdí, že jejich jaderný program má mírový charakter. Avšak souhlasím s vámi, že mezinárodní společenství je znepokojeno v souvislosti s charakterem a kvalitou jaderných programů Iránu. Pan El Baradej zformuloval nedávno toto znepokojení zdá se, v šesti nebo sedmi bodech. V tomto ohledu jsem s vámi zajedno. A nechápu, proč iránská strana doposud neprojevila pozitivní a konstruktivní reakci na toto znepokojení a na návrhy El Baradeje.

Co budeme dále dělat? Myslím si, že se společně musíme obrnit trpělivostí a důsledně pracovat, přičemž také vytvářet stimuly a demonstrovat iránskému vedení, že spolupráce s mezinárodním společenstvím je mnohem výhodnější, nežli konfrontace s ním.

Ještě ohledně dodávek zbraní do Iránu. Víte, hovoří se o tom více, než jaké jsou dodávky samotné. Naše vojensko-technická spolupráce s Iránem je minimální. A vůbec do oblasti Blízkého východu dodáváme zbraně řadově méně, než jiné země, včetně Spojených států. Prostě, nelze srovnávat. Nedávno jsme tam dodali systémy protivzdušné obrany, to je skutečně pravda, jsou středního dosahu – od 30 do 50 km, přibližně. To je pravda. Proč jsme to udělali? Mohu vysvětlit. Udělali jsme to proto, aby se Irán necítil zahnán do kouta. Aby necítil, že je v jakémsi nepřátelském obklíčení a aby chápal, že má jakýsi kanál pro jednání, chápal, že má přátele, kterým lze důvěřovat. Velice spoléháme na to, že také iránská strana pochopí a uslyší naše signály.

Ohledně našich zbraní v Libanonu a v Pásmě Gazy. O tom, že by v Pásmě Gazy byly naše zbraně, jsem vůbec neslyšel. Nic takového jsem neviděl. Tak například Kalašnikov je zbraní z toho nejrozšířenějšího střeleckého zbraňového systému na světě. Ten je asi všude. Nejspíš i v Německu jsou některé části armády pořád ještě vyzbrojeny samopalem Kalašnikova, v každém případě stoprocentně ještě nejsou zlikvidované.

V Libanonu ano. Tam se skutečně vyskytly krabice od našich protitankových systémů. To je pravda. Naši izraelští kolegové mi to ihned nahlásili. Pečlivě jsme prošetřili, co se tam dělo. A zjistili jsme, že tyto systémy zůstaly na libanonském území poté, co z něj odešla armáda Sýrie. Provedli jsme potřebná jednání se sýriskými partnery a podmínili naši další spolupráci se Sýrií ve vojenskotechnické oblasti tak, aby se vyloučila možnost, že by se zbraně dostaly do jiných rukou kromě toho, komu byly určeny. Tento systém je už vypracovaný. Mimo jiné jsme se domluvili na systému možných inspekcí na skladech kdykoliv, kdy se to bude hodit ruským expertům. Na skladech po dodávkách našich systémů do Sýrie.

„USA nevyvíjejí strategické zbraně a Rusko je vyvíjí. Zda bude Rusko v budoucnu používat síly bez sankcí OSN? Rusko vyvíjí systémy strategických zbraní“.

Nádherná otázka! Jsem za ni velmi vděčen. Dává mi možnost ukázat podstatu probíhajících událostí. Vždyť čemu můžeme za poslední desetiletí děkovat, jestliže hovoříme o tom, že proti sobě stály bloky a k velké válce v této době přece jen nedošlo. Když proti sobě stály dvě supervelmoci a dva systémy? Můžeme děkovat rovnováze sil mezi těmito dvěma supervelmocemi. Byla rovnováha a strach ze vzájemného zničení. A jedna strana se bála udělat neopatrný krok, aniž by se poradila s tou druhou, v posledním okamžiku. Byl to křehký mír, samozřejmě to bylo dost hrozné. Avšak byl dostatečně spolehlivý, jak se dnes ukazuje. Dnešní mír, jak je vidět, již není tak spolehlivý.

Ano, USA zdánlivě nevyvíjejí útočné zbraně. V každém případě, veřejnost o tom nic neví. I když nepochybně vyvíjejí. My se ale dnes na to nemíníme ptát. Víme, že vývoj pokračuje. Ale budeme se tvářit, že o tom nevíme: tedy nevyvíjejí. Ale co víme? To je to, že USA aktivně vyvíjejí a již také zavádějí systém protiraketové obrany. Ano nyní je neefektivní. A nevíme, zda vůbec bude někdy efektivní. Ale vždyť teoreticky, k tomuto účelu, je vytvářen. Čili zase hypoteticky vycházíme z toho, že jednou přijde okamžik, kdy možná hrozba ze strany našich jaderných sil bude plně eliminována. Mám na mysli dnešní jaderné síly Ruska. A bude-li tomu tak, pak to znamená, že rovnováha bude zcela narušena. A že jedna ze stran získá pocit plné bezpečnosti. Což jí rozváže ruce nejen v lokálních, ale možná, již také v globálních konfliktech.

Pochopte, nyní spolu diskutujeme. nechci nikoho podezírat z jakési agresivity. Avšak systém vztahů, to je jako matematika. Ta nemá osobnostní rozměr. A my, samozřejmě, na to musíme reagovat. Jak? Buď budeme stejně jako vy budovat mnohamiliardovou protiraketovou obranu, systém protiraketové obrany, a nebo, bereme-li v potaz naše dnešní možnosti – ekonomické, finanční – odpovědět asymetricky. Aby všichni pochopili, že ano, systém protiraketové obrany existuje, ale vůči Rusku nemá smysl. protože máme takovou zbraň, která ho snadno překoná. Právě touto cestou půjdeme. Je to pro nás levnější. Avšak to nijak nesměřuje proti samotným Spojeným státům.

Plně souhlasím s vámi, pokud hovoříte o tom, že systém PRO není namířen proti nám, pak tedy také naše nová zbraň není namířena proti vám. A já zde plně souhlasím s mým kolegou a přítelem – víte, nebojím se tohoto slova, nehledě na všechny rozpory, považuji prezidenta Spojených států za svého přítele. Je to čestný člověk, já vím, že tam ze všech stran na něj štěkají, nyní ve Spojených státech za vše, co se děje jak na mezinárodním kolbišti, tak uvnitř země. Avšak já vím, že je to čestný člověk, s nímž lze hovořit a domluvit se. Tak tedy, když s ním mluvím, on říká: vycházím z toho, že Rusko a USA již nikdy nebudou protivníky a nepřáteli.“ Já s ním souhlasím. Ale opakuji ještě jednou: tady je symetrie a asymetrie – není v tom nic osobního. To je prostě výpočet.

Nyní co se týče toho, zda bude Rusko používat síly bez sankcí OSN. Budeme jednat vždy přesně v rámci mezinárodního práva. Mé hlavní vzdělání je přece jen právnické a dovolím si připomenout, sobě stejně jako mým kolegům- že v souladu se stanovami OSN v případě uskutečňování mírových operací je třeba sankce Organizace spojených národů, Rady bezpečnosti OSN, v případě uskutečňování mírových operací. Avšak ve stanovách OSN existuje také článek o právu na sebeobranu. A v tomto případě, již žádné sankce nejsou třeba.

Tak, na co jsem zapomněl?

OTÁZKA: V mém dotazu šlo o multipolóvost v samotném Rusku jako takovou a o tom, co se týče vztahů mezinárodního společenství vůči Rusku, jestliže Rusko tyto principy nedodržuje: vraždy novinářů, obavy, strach, neexistence svobody, nevládní organizace.

V. PUTIN: Řeknu pár slov. Tam byla jakási jiná otázka, na tuto v zásadě jsem již odpovídal, když jsem hovořil o složení Ruského parlamentu. Podívejte se, kdo je v něm zastoupen, a jaké jsou politické názory těch lidí, kteří zaujímají vedoucí pozice v parlamentu, legitimní strany. Co se týče nevládních organizací, ty v Rusku aktivně pracují. Ano, zavedli jsme nový systém jejich registrace. Málo v čem se liší od systémů registrace v jiných zemích. A žádné námitky samotných nevládních organizací jsme zatím neviděli. Prakticky jsme nikoho neodmítli registrovat. Existují dva nebo tři případy z čistě formálních důvodů a tyto nevládní organizace se zabývají tím, aby napravily jakási ustanovení stanov atd. Z hlediska substantivních, podstatných otázek nikdo nebyl odmítnut. Všichni co nejaktivněji jednají a budou pracovat dále.

Co nás znepokojuje? Mohu říci, a myslím si, že to všichni chápou: vždyť když tyto nevládní organizace jsou v podstatě financovány zahraničními vládami, pak my je bereme, jako nástroj zahraničních států při realizaci politiky vůči naší zemi. To za prvé. A za druhé. Ve všech zemích existují určitá pravidla financování, řekněme volebních kampaní. Přes nevládní organizace dochází k financování z vládních zdrojů jiných zemí, a to včetně, vládních kampaní. Copak to jde? To je co, normální demokracie, nebo co? Je to skryté financování. Skryté před společností. Co je v tom demokratického? Můžete mi odpovědět? Ne, nemůžete. A nikdy na to neodpovíte. Protože to není demokracie a prostě vliv jednoho státu na jiný.

Avšak my máme zájem na tom, aby se v samotném Rusku rozvíjela občanská společnost, aby nadávala moci, kritizovala jí, pomáhala jí napravovat své vlastní chyby, korigovat svou politiku v zájmu lidí. Na tom nepochybně máme zájem a budeme podporovat občanskou společnost a nevládní organizace.

Co se týče strachu a tak podobně. Víte, nyní u nás panuje méně obav, nežli v mnoha jiných zemích. protože během posledních let jsme radikálně změnili situaci ve sféře ekonomiky a blahobytu našich občanů. Jistě máme ještě mnoho problémů, hodně neřešených problémů. Včetně problémů spojených s chudobou. A řeknu vám, že obavy v zásadě vycházejí z této skutečnosti.

Co se týče novinářů, ano, to je velký a složitý problém. A novináři umírají, mimochodem nejen u nás v Rusku, ale i v jiných zemích. Nejvíce novinářů zahynulo kde? Jste přece odborník, můžete určitě říci, ve které zemi zahynulo nejvíce novinářů během posledního, řekněme, roku, nebo roku a půl? V Iráku, jednoznačně.

Co se týče tragédií v naší zemi, pak nepochybně budeme co nejlépe bojovat s těmito jevy a přísně trestat všechny zločince, kteří se snaží podkopat důvěru k Rusku a zviklat náš politický systém.

Děkuji vám za pozornost.

originál diskuze následující po Putinově proslovu - audio v ruštině

Přepis

Ответы Владимира Путина на вопросы участников Конференции по безопасности в Мюнхене 10 февраля 2007 г.

ВОПРОС: Многоуважаемый господин Президент, спасибо за Ваше выступление. Хотел бы подчеркнуть, что в германском бундестаге мы убеждены, насколько важна Россия в качестве партнера Европы и важна роль, которую Вы играете. Об этом сказала и Федеральный канцлер в своем выступлении.

Я хотел бы, исходя из своего опыта, коснуться двух пунктов Вашего выступления. Это, во-первых, оценка НАТО, его расширения, которое Вы считаете опасным для России. Вы признаете, что расширение – это фактически не расширение, а самоопределение демократических государств, которые захотели пойти таким путем? И что НАТО затрудняется принимать государства, которые не изъявляют такой готовности? Вы могли бы признаться в том, что за счет расширения НАТО восточные границы стали более надежны, безопасны. Почему Вы боитесь демократии? Я убежден, что только демократические государства могут стать членами НАТО. Это стабилизирует соседей.

К вопросу о том, что происходит внутри Вашей страны. Убили Анну Политковскую – это символ. Можно сказать, это касается многих журналистов, страхи всякие, закон о неправительственных организациях – это вызывает тревогу.

ВОПРОС: Я хорошо понимаю Ваше замечание о нераспространении. Особенно в конце „холодной войны“ мы видели сокращение размещения ядерного оружия, но видели также и рост терроризма. Ядерные материалы должны быть серьезно защищены от террористов.

ВОПРОС: Коснусь вопроса, который был задан и Федеральному канцлеру. Что будет дальше в Косове и в Сербии? Как Вы оцениваете М. Ахтисаари? Какое влияние окажет Россия на решение этой проблемы?

ВОПРОС: Вы можете прокомментировать опыт, который сложился у российских военнослужащих в Чечне? О Вашем примечании по энергетике: Вы изложили вкратце, что касается рыночной роли энергии в политике. Европейский союз заинтересован в том, чтобы добиться заключения партнерского соглашения, чтобы были зафиксированы принципы в области политики. Вы готовы обеспечить надежность поставок ресурсов и включить в состав этого соглашения?

ВОПРОС: Господин Президент, Вы выступили с искренними, откровенными замечаниями. Надеюсь, Вы поймете мой откровенный и прямой вопрос. В 90-е годы российские эксперты активно помогали Ирану в разработке ракетных технологий. Иран сейчас имеет продвинутые ракеты среднего и дальнего радиуса действия, что позволяет ему нанести удар по России и по части Европы. Они также работают над тем, чтобы поместить на эти ракеты ядерные боеголовки. Ваша страна предприняла усилия по переговорам с Ираном по этому вопросу и поддержала резолюцию СБ ООН, чтобы не дать Ирану проводить такую политику.

Мой вопрос заключается в следующем: какие усилия предпримет Россия – через ООН или иным образом – для того, чтобы прекратить эти очень серьезные события в Иране?

ВОПРОС: Я уверен, что историки не напишут в один прекрасный день, что во время нашей конференции была объявлена вторая „холодная война“. Но могли бы. Вы говорили, что нужно и оказывать давление на Иран, и давать положительные импульсы. Не правда ли, что Россия препятствует сильному давлению в виде санкций, и, во-вторых, что касается поставок оружия туда, – это их подбадривает, тем более что оружие это оказалось в Ливане и в секторе Газа. Как Вы можете это прокомментировать?

ВОПРОС: Я понимаю Вашу искренность и надеюсь, что Вы согласитесь с нашей искренностью. Во-первых, контроль над вооружениями. Кому нужна гонка вооружений? Я хочу указать, что США не разрабатывают новое стратегическое оружие уже более двух десятилетий, а Вы недавно испытали „Тополь-М“, который уже размещен в шахтах и на мобильных установках. Вы критиковали США за односторонние действия и дважды сказали, что военные действия могут быть законными, только если они одобрены ООН. США ведут боевые действия в Ираке и Афганистане по решению ООН, а в Косове сегодня большинство поддерживает миротворческую операцию в этой стране.

Мой вопрос такой: говорите ли Вы сейчас, что независимо от того, как Россия рассматривает угрозу своим международным интересам, она не будет предпринимать боевые действия без одобрения ООН?

ВОПРОС: Вы говорили об опасности однополярного мира, когда один суверен принимает решение без консультации с другими. В России, по мнению многих, мы видим все более однополярное правительство, где конкурирующие центры влияния вынуждены следовать партийной линии, будь то Госдума, руководство в регионах, СМИ, бизнес-сообщество, НПО. Будет ли однополярное правительство такого рода надежным партнером, когда речь идет об энергетической безопасности?

В. ПУТИН: Прежде всего хочу вас поблагодарить за эти вопросы. Очень интересно. Жалко, что у нас мало времени, я с удовольствием бы с каждым из вас провел отдельную дискуссию. Я это люблю, мне нравится.

Начну с последнего вопроса по поводу однополярности российского правительства. В российском парламенте сегодня представлены Коммунистическая партия Российской Федерации, партия „Единая Россия“, Либерально-демократическая партия, представлены другие политические силы, которые принципиально, по своим основополагающим взглядам, отличаются друг от друга. Если Вам это неизвестно, побеседуйте с руководством Коммунистической партии Российской Федерации, а потом с лидером наших либеральных демократов господином Жириновским. И Вы сразу же увидите разницу. Если Вам сейчас не видно, побеседуйте с ними. Здесь нет никаких проблем – приехать в Москву и поговорить.

Что касается того, как мы в будущем планируем это делать. Мы бы хотели, чтобы у нас была зрелая политическая система, чтобы у нас была многопартийная система с ответственными политиками, которые могут прогнозировать развитие страны и ответственно действовать не только в период выборов и после них, а и на длительную историческую перспективу. Вот будем к этому стремиться. Но эта система, конечно же, будет многопартийной. Все наши действия внутри страны, в том числе касающиеся изменения порядка избрания в Государственную Думу, в парламент России, направлены именно на укрепление многопартийной системы в стране.

Теперь о том, в состоянии ли наше Правительство действовать ответственно при решении проблем энергетических поставок и по обеспечению энергетической безопасности. Конечно, да! Более того, все, что мы делали до сих пор и делаем сейчас, направлено на достижение только одной цели: перевести наши отношения с потребителями и с транзитерами наших углеводородов на рыночные, прозрачные принципы и в долгосрочные контракты.

Напомню вам, и здесь напротив меня сидит мой коллега, Президент Украины, он это знает так же, как и я: до прошлого года, пока мы с ним в трудной дискуссии не приняли соответствующих решений, поставки наших энергоносителей, прежде всего газа в Европу, в течение 15 лет зависели от того, договорятся ли Украина и Россия между собой по условиям и по ценам поставок нашего газа в саму Украину, а если не договорятся – все, европейские потребители сидели бы без газа. Такая ситуация вас устраивает? Думаю, нет. И несмотря на все скандалы там и прочее, защиту интересов, борьбу мнений и так далее, мы смогли договориться с Президентом Ющенко. Я считаю, что он принял ответственное, исключительно правильное, абсолютно рыночное решение: мы подписали контракты отдельно на поставку в Украину нашего газа и отдельно – на транзит в Европу на пять лет вперед. Спасибо нам нужно сказать, и нам, и Украине, за это решение. И за Ваш вопрос спасибо, вопрос хороший.

Лучше бы я отвечал сразу же на ваши вопросы. Наша оценка расширения НАТО на восток. Я уже говорил о гарантиях, которые нам давали и которые сегодня не соблюдаются. Вы разве считаете это нормальным в международных делах? Ну бог с ними, с этими гарантиями. Что касается демократии и расширения НАТО. НАТО – это не универсальная организация в отличие от Организации Объединенных Наций. Это прежде всего военно-политический блок – военно-политический! И, конечно, обеспечение собственной безопасности – это прерогатива любого суверенного государства. Мы с этим и не спорим. Пожалуйста, мы против этого не возражаем. Но почему обязательно нужно выдвигать военную инфраструктуру к нашим границам при расширении? Вот на это нам может кто-нибудь ответить? Разве расширение военной инфраструктуры связано с преодолением сегодняшних глобальных угроз? Допустим, если мы будем говорить о главной из них сегодня – главной и для нас, и для США, и для Европы: что это за угроза – это терроризм и борьба с ним.

Нужна Россия в борьбе с терроризмом? Конечно! Нужна ли Индия в борьбе с терроризмом? Конечно! Но нас нет в НАТО, и других стран нет. А вот работать по этой проблематике мы можем эффективно, только объединяя усилия. Так что расширение тем более военной инфраструктуры и приближение ее к нашим границам и демократический выбор отдельных государств между собой никак не связаны. И я бы попросил эти два понятия не путать.

Знаете, я так „накарябал“ здесь, что уже сам не разберу, что я записал. Я тогда отвечу на то, что сам могу прочитать, а если я на что-то не отвечу, вы напомните мне свои вопросы.

Что будет с Косовом, с Сербией? Это могут знать только косовары и сербы. И давайте не будем за них решать, как они устроят свою жизнь. Не нужно корчить из себя Господа Бога и решать за все народы все их проблемы. Мы с вами можем только создать условия и помочь людям разобраться в своих проблемах – создать условия, выступить гарантами определенных договоренностей. Но не нужно навязывать им эти договоренности. Иначе мы загоним ситуацию в тупик. Если кто-то из участников этого весьма сложного процесса между этими народами почувствует себя оскорбленным, униженным, это будет тянуться веками. Мы только загоним проблему в тупик.

И в чем заключается наша позиция? Наша позиция заключается в том, что мы будем придерживаться именно этого принципа. И если мы увидим, что одна из сторон явно не удовлетворена предлагаемыми способами разрешения ситуации, мы такое решение поддерживать не будем.

Я не очень понял, что Вы имели в виду, когда спросили об опыте наших военных в Чечне. Опыт малоприятный, но большой. Если Вас интересует в целом ситуация в Чечне, то могу Вам сказать, что сейчас там избран парламент, избран президент, действует правительство. Все органы власти и управления сформированы. Привлечены к работе в республике практически все политические силы Чечни. Для примера могу сказать, что членом парламента, допустим, там, в Чечне, является сейчас бывший министр обороны правительства А. Масхадова. И мы провели целую серию решений, которые позволили бывшим боевикам вернуться не только к нормальной, но даже и к политической жизни в республике. Так что мы предпочитаем сегодня действовать там экономическими и политическими средствами, передав практически почти на сто процентов обеспечение безопасности в руки самого чеченского народа. Потому что органы правопорядка, которые там сформированы, почти на сто процентов состоят из местных граждан, из тех, кто проживает в Чечне постоянно, – из чеченцев.

Что касается Ливана, тоже не очень понял, что Вы имеете в виду, но да, как подтверждение того, что известная ситуация сложилась таким образом, как я ее сейчас нарисовал, об этом говорит также направление нами в Ливан наших военных строителей для восстановления мостов и инфраструктуры, разрушенной в ходе конфликта с Израилем. И этих строителей охраняли подразделения, полностью укомплектованные военнослужащими из Чечни и чеченцами по национальности. Мы исходили из того, что наши военнослужащие должны будут работать в районах, которые населены мусульманами, и если контингент, который охраняет наших военных, будет укомплектован тоже мусульманами – хуже от этого не будет. И мы не ошиблись. Действительно, местное население очень тепло встречало наших военных строителей.

Теперь по соглашению в области энергетики с Евросоюзом – так я понял вопрос? Мы уже многократно говорили, что мы не против того, чтобы согласовать принципы наших отношений с Евросоюзом в сфере энергетики. Более того, те принципы, которые заложены в Хартии, в общем и целом приемлемы. Но сама Хартия нас не очень устраивает. Потому что она не только нами, она и нашими европейскими партнерами не выполняется. Достаточно вспомнить закрытый до сих пор для нас рынок ядерных материалов. Его же нам никто не открыл.

Есть и другие моменты, на которых я просто сейчас не хочу заострять внимание, но принципы сами по себе – они уже используются нами, в том числе и в работе с немецкими компаниями. Я напомню о той сделке, которая состоялась между „Газпромом“ и компанией „БАСФ“. Это, по сути, обмен активами. Мы и дальше готовы так действовать. Мы готовы. Но в каждом конкретном случае мы должны понять: что мы отдаем, что отдают наши партнеры, посчитать, сделать независимую экспертную международную оценку и принять решение. Мы к этой работе готовы. Мы то же самое совсем недавно сделали и с итальянскими партнерами, с компанией „ЭНИ“. Не только подписали с ними соглашение о поставках до 2035 года, по-моему, но еще там речь идет и об обмене активами. Вот сейчас мы то же самое, такой же вариант сотрудничества, изучаем и с нашими украинскими друзьями. Этот процесс идет.

А стоит ли „заводить“ эти принципы под крышу возможного будущего основополагающего акта между Россией и Евросоюзом – по-разному можно посмотреть. Но я считаю, что не стоит, потому что кроме энергетики в наших взаимоотношениях с Евросоюзом есть и другие сферы сотрудничества: и сельское хозяйство есть, есть высокие технологии, есть транспорт. И все очень остро, очень интересно. Мы же не можем все подряд завести в основополагающий акт, который должен быть рамочным документом. Или вы хотите, чтобы мы занесли туда только то, что вам нужно, а то, что нам нужно, вынесли за рамки? Давайте мы будем все-таки по-честному друг с другом дискутировать и принимать взаимовыгодные решения.

„В 90-е годы Россия оказывала Ирану помощь в создании ракетной техники“. По-моему, вот Вы задали мне этот вопрос. „Сегодня иранцы хотят оснастить эти ракеты ядерными боеголовками, имеют ракеты, которые могут достичь Европы. Что Россия будет делать по иранской ядерной программе?“ Так?

Ну, во-первых, у меня нет сведений, что Россия в 90-е годы оказывала Ирану помощь в создании их собственных ракетных технологий. Там активно очень действовали другие страны. В том числе технологии шли по разным каналам. И у нас есть свидетельства тому. Я в свое время передавал их напрямую Президенту Соединенных Штатов. И из Европы идут технологии, и из азиатских стран.

Так что Россия здесь ни при чем. Уверяю Вас. Меньше всего здесь замешана Россия. Меньше всего. Если вообще хоть как-нибудь замешана. Я в это время работал еще в Петербурге, но мы не занимались этим. Могу Вас уверить. Но, наверное, там, знаете, на уровне бизнеса что-то могло происходить. У нас обучали специалистов в институтах и так далее. И мы по просьбе, по информации наших американских партнеров на это жестко отреагировали. Сразу же и жестко. Но вот реакции от других наших партнеров, в том числе из Европы, мы такой не заметили. Более того, я не знаю, известно Вам или нет, должно быть известно: из Соединенных Штатов до сих пор поступает военная техника и специальное оборудование. До сих пор. До сих пор поступают из наличия в вооруженных силах, из Пентагона, запчасти к самолетам F-14. В Соединенных Штатах даже по этому поводу проводится, насколько мне известно, расследование. Несмотря на то, что расследование идет, с границы эти запчасти забрали, вернули назад и через некоторое время опять, по имеющимся у меня сведениям – если они не точны, проверьте их, – опять на границе задержали те же самые грузы. Даже с пометкой „вещественное доказательство“.

Знаете, этот поток действительно трудновато остановить. Нужно действовать совместно.

По поводу того, что у Ирана есть ракеты, которые угрожают Европе. Вы ошибаетесь. Сегодня у Ирана – вот здесь есть господин Гейтс, который наверняка знает эту информацию точнее, чем я, и наш Министр обороны – у Ирана сегодня есть ракеты с дальностью 2000 километров.

С. ИВАНОВ: 1600–1700 километров.

В. ПУТИН: 1600–1700 километров. Всего. Ну посчитайте, сколько километров от границы Ирана до Мюнхена. Нет у Ирана таких ракет. Они только планируют разработать на 2400. И то неизвестно, смогут ли они это сделать технологически. А вот уже 4, 5, 6 тысяч километров – я думаю, что для этого нужна просто другая экономика даже. Так что это маловероятно вообще. И Иран Европе не угрожает. Что касается того, что они собираются разместить ядерные заряды – у нас нет таких сведений, ядерные боеголовки поставить – у нас таких сведений нет.

Вот Северная Корея произвела испытания ядерного взрывного устройства. Иранцы нам все время говорят, что их ядерная программа носит мирный характер. Но я с Вами согласен, согласен в том, что у международного сообщества есть озабоченности по поводу характера и качества ядерных программ Ирана. И господин эль-Барадей недавно сформулировал эти озабоченности, по-моему, в шести или семи пунктах. И здесь я с Вами солидарен. И мне непонятно, почему иранская сторона до сих пор не отреагировала позитивным и конструктивным образом на эти озабоченности и предложения эль-Барадея – снять эти озабоченности. Мне это тоже непонятно – так же, как и Вам.

Что мы будем делать? Я думаю, что вместе мы должны набраться терпения и аккуратно работать. Да, правильно, создавая и стимулы, и показывая иранскому руководству, что сотрудничество с международным сообществом гораздо лучше, чем конфронтация.

Да, опять вот по поставкам оружия в Иран. Вы знаете, разговоров больше, чем этих поставок. У нас ВТС, военно-техническое сотрудничество, с Ираном минимальное. Просто минимальное. Там оно исчисляется я не знаю какими цифрами. Вообще мы в регион Ближнего Востока в разы поставляем вооружения меньше, чем другие страны, и в том числе Соединенные Штаты. Просто в разы – никакого сравнения нет. Мы поставили туда системы противовоздушной обороны недавно – это действительно так – среднего радиуса действия – от 30 до 50 километров примерно. Это правда. Зачем мы это сделали? Я могу объяснить. Мы сделали это для того, чтобы Иран не чувствовал себя загнанным в угол. Не чувствовал, что он находится в каком-то враждебном окружении, и понимал, что у него есть канал для общения, понимал, что у него есть друзья, которым можно доверять. Мы очень рассчитываем на то, что и иранская сторона поймет и услышит наши сигналы.

По поводу нашего оружия в Ливане и в секторе Газа. В секторе Газа я вообще не слышал о том, что присутствует наше оружие. Я не видел такого. Ну автомат Калашникова – вообще автомат самой распространенной системы стрелкового оружия в мире. Он, наверное, везде есть. Наверное, и в Германии на вооружении стоят еще автоматы Калашникова, во всяком случае, еще не уничтожены – сто процентов.

В Ливане да. Там действительно были замечены ящики из-под наших противотанковых систем. Это правда. Мне об этом наши израильские партнеры сразу же сообщили. Мы провели тщательное расследование того, что там происходило. И установили, что эти системы остались на территории Ливана после того, как с него ушла сирийская армия. Мы провели соответствующую работу с сирийскими партнерами и обусловили наше дальнейшее сотрудничество в области военно-технического взаимодействия с Сирией необходимыми условиями, которые исключили бы возможность попадания оружия в чьи бы то ни было руки, кроме тех, для кого оно предназначено. Такая система выработана. В том числе мы договорились о системе возможных инспекций на складах в любое удобное время для российских специалистов. На складах после поставок наших систем в Сирию.

„США не разрабатывают стратегическое оружие, а Россия разрабатывает. Не будет ли Россия применять силу без санкций ООН в будущем? Россия разрабатывает системы стратегического оружия“.

Прекрасный вопрос, замечательный! Я Вам очень за него благодарен. Это дает мне возможность показать суть происходящих событий. Ведь чему мы за последние десятилетия обязаны, если мы говорим о том, что противостояние было, а большой войны все-таки не произошло в период противостояния двух сверхдержав и двух систем? Мы обязаны балансу сил между двумя этими самыми супердержавами. Был баланс и страх взаимного уничтожения. И одна сторона боялась шаг ступить лишний без того, чтобы не посоветоваться с другой в последнее время. И это был хрупкий мир, конечно, и страшноватый. Но он был достаточно надежным, как выясняется сегодня. Сегодня он, оказывается, и не такой уж надежный.

Да, Соединенные Штаты не разрабатывают якобы наступательного оружия. Во всяком случае, общественности об этом неизвестно. Хотя наверняка разрабатывают. Но мы даже сейчас спрашивать об этом не будем. Мы знаем, что разработки идут. Но сделаем вид, что мы об этом не знаем: не разрабатывают. Но что мы знаем? Это то, что в Соединенных Штатах активно разрабатывается и уже внедряется система противоракетной обороны. Да, сегодня она неэффективна, и мы точно не знаем, будет ли она вообще когда-нибудь эффективной. Но теоретически она ведь для этого и создается. Значит, опять же гипотетически мы исходим из того, что когда-то наступит момент, когда возможная угроза со стороны наших ядерных сил будет полностью нейтрализована. Сегодняшних ядерных сил России. А если это так, то это означает, что баланс будет абсолютно нарушен и что у одной из сторон возникнет ощущение полной безопасности, а значит, это развязывает ей руки не только в локальных, а, возможно, уже и в глобальных конфликтах.

Мы же с вами сейчас дискутируем. Я не хочу никого подозревать в какой-то агрессивности. Но система отношений – это так же, как математика. Она не имеет личного измерения. И мы должны, конечно, на это реагировать. Как? Или так же, как вы, и строить многомиллиардную противоракетную систему, систему противоракетной обороны, либо, имея в виду наши сегодняшние возможности – экономические, финансовые, – ответить ассиметрично. Чтобы все поняли, что да, система противоракетной обороны есть, но она в отношении России бессмысленна, потому что у нас есть такое оружие, которое ее легко преодолевает. Вот мы по этому пути и пойдем. Это дешевле для нас. Но это никак не направлено против самих Соединенных Штатов.

Я полностью согласен, если Вы говорите, что система ПРО не направлена против нас, то и наше новое оружие не направлено против вас. И я полностью здесь согласен с моим коллегой и другом – я, знаете, не побоюсь этого слова, при всех разногласиях я считаю Президента Соединенных Штатов своим другом. Он порядочный человек, я знаю, что на него там всех собак сегодня могут повесить в Соединенных Штатах за все, что делается и на международной арене, и внутри. Но я знаю, что это порядочный человек, и с ним можно разговаривать и договариваться. Ну так вот, мы когда с ним говорим, он говорит: „Я исхожу из того, что Россия и США никогда уже не будут противниками и врагами“. Я с ним согласен. Но повторяю еще раз: вот эта симметрия и асимметрия – здесь нет ничего личного. Это просто расчет.

Теперь по поводу того, будет ли Россия применять военную силу без санкций ООН. Мы будем действовать всегда строго в рамках международного права. Мое базовое образование все-таки юридическое, и я позволю себе напомнить – и себе, и моим коллегам, – что в соответствии с Уставом ООН в случае проведения миротворческих операций нужны санкции Организации Объединенных Наций, Совета Безопасности ООН. В случае проведения миротворческих операций. Но в Уставе ООН есть и статья о праве на самооборону. И здесь никаких санкций уже не нужно.

Так. Что я забыл?

ВОПРОС: В моем вопросе речь шла о многополярности в самой России как таковой и о том, что касается отношения международного сообщества в отношении России, если она не соблюдает эти принципы: убийства журналистов, страхи, боязнь, отсутствие свободы, неправительственные организации.

В. ПУТИН: Я два слова скажу. Там был другой какой-то вопрос, на этот я в принципе уже отвечал, когда говорил о составе российского парламента. Посмотрите, кто там представлен и какие политические взгляды у тех людей, которые занимают лидирующие позиции в парламенте, легитимные партии. Что касается неправительственных организаций, то они активно работают в России. Да, мы ввели новую систему их регистрации. Она мало чем отличается от систем регистрации в других странах. И никаких замечаний от самих неправительственных организаций мы пока не видели. Мы практически никому не отказали в регистрации. Там есть два-три случая по чисто формальным условиям, и эти неправительственные организации работают над тем, чтобы исправить какие-то положения устава и так далее. По субстантивным, сущностным вопросам никому не отказано. Все самым активными образом трудятся и будут трудиться дальше.

Что нас беспокоит? Я могу сказать и думаю, что это понятно для всех: вот когда эти неправительственные организации финансируются, по сути, иностранными правительствами, то мы рассматриваем это как инструмент иностранных государств в проведении политики в отношении нашей страны. Это первое. И второе. Во всех странах существуют определенные правила финансирования, скажем, избирательных кампаний. Через неправительственные организации идет финансирование от правительственных источников других стран, в том числе и в рамках правительственных кампаний. Ну куда это годится? Это что, нормальная демократия, что ли? Это скрытое финансирование. Скрытое от общества. Чего же здесь демократичного? Можете Вы мне сказать? Нет! Не можете. И не скажете никогда. Потому что это не демократия, а просто влияние одного государства на другое.

Но мы заинтересованы в том, чтобы развивалось гражданское общество в самой России, чтобы оно ругало власти, критиковало, помогало власти определять свои собственные ошибки, корректировать свою политику в интересах людей. В этом мы, безусловно, заинтересованы, и мы будем поддерживать гражданское общество и неправительственные организации.

Что касается страхов там и так далее. Знаете, у нас меньше страхов сегодня, чем во многих других странах. Потому что за последние годы мы кардинально изменили ситуацию в сфере экономики и благосостояния граждан. У нас еще очень много проблем. И у нас очень много нерешенных проблем. В том числе проблем, связанных с бедностью. И вот я Вам скажу, что страхи-то в основном исходят отсюда.

Что касается журналистов, то да, это большая сложная проблема. И журналисты гибнут не только, кстати говоря, у нас, в России, но и в других странах. Больше всего журналистов погибло где? Вы же специалист, можете, наверное, сказать, в какой стране больше всего погибло журналистов за последние, скажем, год-полтора? В Ираке больше всего погибло журналистов.

Что касается трагедий в нашей стране, мы, безусловно, будем самым тщательным образом бороться с этими явлениями и жестко карать всех преступников, которые пытаются подорвать и доверие к России и расшатать нашу политическую систему.

Спасибо вам за внимание.

článek byl v rámci syndikace převzat se souhlasem redakce z české verze magazínu Rusko v globální politice

originál Putinova proslovu bez diskuze - audio v ruštině

Plné znění proslovu ruského prezidenta Vladimíra Putina na 43. mezinárodní bezpečnostní konferenci v Mnichově, 10. 2. 2007 - oficiální překlad do angličtiny ZDE